Однако он же рассказал мне легенду о том, что, если у Королевы ко времени ее смерти не останется достойных наследниц, магия матриархата Истинной Расы перейдет к самому могущественному мужчине.

В'лейн не стал бы этого говорить, если бы с самого начала не планировал эту магию заполучить. Или стал бы? Он настолько глуп?

Или настолько высокомерен, что дал мне подсказки и все время смеялся над «жалким человечком», не способным понять общий план?

Если В'лейн прочтет всю «Синсар Дабх», станет ли он самым могущественным существом, сильнее Короля Невидимых?

Принцы Невидимых исчезли. А Светлые Принцессы — по словам В'лейна — мертвы.

Что, если он закончит читать и убьет Королеву?

Он обретет все темное знание Короля и всю магию Королевы. И тогда его не остановить.

Так это В'лейн был тем игроком, который манипулировал событиями, тянул время, ждал идеального момента?

Я потянулась чувствами к копью. Его не было в ножнах. Я резко вздохнула. Как давно его там нет? В'лейн отнял его, чтобы убить Королеву? А нужно ли ему это копье? Впитав Книгу, он может просто развоплотить ее.

Или у меня паранойя?

Это же В'лейн, в конце концов. Он может искать для своей Королевы фрагменты Песни, а когда найдет, закроет смертоносный том.

Я шагнула в сторону, чтобы лучше видеть.

Мужчины боролись с барьером, как могли. Кристофер и Кристиан творили какое-то заклинание, остальные полагались на силу ударов. Все было бесполезно.

В просвет между ними мне удалось рассмотреть В'лейна. Совершенно не обращая внимания на шум за созданной им стеной, он стоял, запрокинув голову и закрыв глаза. Он не опирался руками по обе стороны от Книги, как мне показалось сначала.

Он опирался на Книгу, положив ладони прямо на страницы.

Как он смог коснуться Реликвии Невидимых? Страницы были завораживающе прекрасны. Листы из кованого золота были украшены драгоценными камнями и покрыты удивительно крупным беглым почерком, который волнами струился по страницам. Изначальный Язык был текучим настолько же, насколько Королева была статичной.

В'лейн вовсе не читал «Синсар Дабх».

Заклятия золотых страниц исчезали из Книги, втягивались через его ладони в руки и дальше, в тело, оставляя пустые листы. Он осушал Книгу. Впитывал. Становился ею.

— Бэрронс. — Я пыталась перекричать рычание и удары тел о несокрушимый барьер. — У нас серьезные проблемы!

— Та же страница, Мак. То же чертово слово.

51

Когда мне было пятнадцать, папа научил меня водить машину. Мама боялась пускать меня за руль. Но я неплохо справлялась.

Я помнила, как свернула по широкой дуге, чуть не снесла наш почтовый ящик и спросила папу: «Но как же ты остаешься на дороге? Как люди с нее не съезжают? Ведь машина не на рельсах».

Он рассмеялся. «На дороге есть колея, малыш. На самом деле ее там нет, но если ты повторяешь путь снова и снова, ты начинаешь чувствовать габариты машины, а затем включается автопилот».

Жизнь была такой же. Колея на дороге. Я по накатанной колее считала В'лейна одним из хороших парней.

«Но будь осторожна, — добавил тогда Джек, — автопилот может быть опасен. Тебе может встретиться пьяный водитель. Главное — знать, где проходит колея, и уметь вовремя с нее свернуть».

Я застыла в нерешительности. В'лейн и правда был одним из плохих? Он пытался впитать все силы Фейри и править? И мне нужно вмешаться? Но что я могу?

Мы с мамой наблюдали за происходящим, а Кэт, Джо и остальные ши-видящие присоединились к штурму стен. Я едва не шагнула к ним, но тут мама спросила:

— А кто этот красивый молодой человек? Раньше его здесь... — Она застыла на полуслове.

Как и все остальные в пещере.

Келтары оборвали заклинание. Бэрронс и папа замерли на середине рывка. Даже В'лейна проняло. Заклятия, бегущие по его рукам, замедлились, превратившись из быстрой речки в ручей.

Я взглянула в ту сторону, куда показывала мама, и забыла, как дышать.

Он стоял у двери. Нет, за мной. Нет, справа и передо мной! Когда он улыбнулся мне, я утонула в его глазах. Они расширялись, становились бездонными, и меня поглотила тьма. Я парила в космосе среди сверхновых.

— Привет, красавица, — сказал мой знакомый бармен.

— Пальцы-бабочки, — выдохнула я наконец. — Ты.

— Лучший хирург, — согласился он.

— Ты помог мне.

— Я советовал тебе не разговаривать с этим. Ты послушалась.

— Я выжила.

— До сих пор.

— Так будет и дальше?

— Всегда.

Я не могла отвести от него глаз. Я знала, кто он. И теперь, понимая это, не могла поверить, что не увидела этого раньше.

— Я бы тебе не позволил, малышка.

— Позволь сейчас.

— Зачем?

— Любопытство.

— ...сгубило кошку.

— У нее девять жизней, — возразила я.

Он улыбнулся и склонил голову, как делали Невидимые. И я увидела многослойность пространств, которых не могло существовать, по крайней мере в этой реальности, — и эта невероятная тьма смотрела на меня. Его голова не просто повернулась, она заскрежетала камнем о камень. Казалось, Король был настолько огромен, что ни одна реальность не могла принять его целиком. Измерения вокруг него дробились, слоились, просеивались. Он смотрел мне в глаза, расширяясь все дальше и дальше, пока они не проглотили все аббатство и я не полетела кувырком в их глубину.

Меня обнимали безмерные черные бархатные крылья, привлекая в сердце тьмы, которым был Король Невидимых.

Он был настолько вне пределов моего понимания, что я не могла даже частично его воспринять. Слово «древний» ему не подходило, поскольку с каждой секундой он рождался заново. Он определял время. Он не был смертью или жизнью, созиданием или разрушением. Он был всеми вероятностями и их отсутствием, всем и ничем, той самой бездной, которая смотрит на вас в ответ, если вы рискнули в нее заглянуть. Он был истиной бытия: однажды открывшись ему, невозможно остаться прежним. Он был как яд, поражающий кровь и мозг, заставляющий возникать новые связи между нейронами, чтобы помочь выдержать этот краткий контакт. Иначе следовало безумие.

На краткий миг, дрейфуя в безбрежных древних объятиях, я поняла все. Все обрело смысл. Вселенные, галактики — бытие разворачивалось именно так, как должно было, во всем была симметрия, рисунок, немыслимая красота структуры.

Я была маленькой и голой, я потерялась в бархатных черных крыльях, настолько пышных, мягких и чувственных, что мне хотелось бы никогда их не покидать. Его тьма не пугала. Она была напоена жизнью, готовой вот-вот родиться. Среди перьев сияли жемчужины миров. Я катилась между ними и смеялась от радости. И он катился со мной, следил за моей реакцией, изучал меня, пробовал. Я кувыркалась среди планет, созвездий, звезд. Они свисали с маховых перьев, дрожащие от растущей боли. Они ждали дня, когда он выпутает их и бросит на бейсбольное поле, чтобы посмотреть, чем они могут стать. Хоум ран — эй, отбивающий! Мяч, берегитесь! Поганый мяч, его плохо сшили... он разлезается по швам...

Я смотрела глазами Короля: пыль застывала в шахте солнечного света, пробившейся через дыру в ржавой крыше амбара. Он готов был пропустить сквозь нас руки, развеяв по ветру, и так же готов был развернуться и уйти от побочного продукта в виде пробитой в крыше дыры. Или чихнуть, чтобы нас вынесло наружу, где мы разлетимся в десятке разных направлений, потеряемся в одиноком забвении и никогда больше не встретимся.

По нашим стандартам Король был безумен. Целиком и полностью. Но он то и дело выныривал из безумия и шел по тонкой грани здравого смысла. Очень недолго.

А по его стандартам мы были бумажными куклами, плоскими и одномерными. Чокнутыми. Но то и дело один из нас ступал на тонкую грань здравого смысла. Очень ненадолго.

Король многое мне показал. Он взял меня за руку и проводил в огромный театр, где я, с почетного места в первом ряду, наблюдала бесконечную игру света и теней. Он следил за мной, подпирая кулаком подбородок, с бархатного красного кресла у сцены.